Людмила Петрановская: Официозное отношение к войне — преступление перед психологическим благополучием нации. Часть 1
О том, что мы выиграли войну, принято говорить громко. О ранениях и увечьях победителей — тише. О психологических травмах — не говорить вообще. Но это не значит, что их нет. О том, что наносит большую травму — война, завершившаяся победой, или война без таковой. Как переживали боль победители, и какое поколение психологически пострадало от Великой Отечественной войны более всего. О современных фильмах и мировой литературе. А также о том, какое отношение к прошедшей войне имеет представление «у нас есть сервант, ковёр и муж». Размышляет Людмила Петрановская.
Война пережита недостаточно
— Людмила Владимировна, пережита ли вообще Великая Отечественная война в нашем массовом сознании?
— Очень по-разному и, конечно, недостаточно. Потому что для тех поколений, по которым война ударила напрямую, эта тема была во многом табуирована. И, не имея возможности переживать, они вынуждены были уходить в защитное вытеснение.
Потом началась новая напасть — война стала темой официальной идеологии, торжественной, под трубы и знамёна. То, что во многом предлагается и сейчас.
Ещё позже был период некоего забвения военной темы. Можно было бы считать его здоровым — нельзя, чтобы всю жизнь все последующие поколения мысленно жили на войне.
Но очень быстро тема войны вновь стала идеологически востребованной, и её опять стали со страшной силой использовать в качестве пропагандистских штампов и идеологии. И это, конечно, очень грустно. Потому что такое использование как раз отрезает возможности нормального проживания — через сочувствие к людям, через конкретные судьбы. Вся это лубочно-пропагандистская позолота всегда пресекает нормальный поток чувств, нормальное живое сопереживание.
Кто пострадал больше: участники или их дети?
— Как отразилась Великая Отечественная война на психологическом здоровье её участников?
— Прежде всего, любая война, как и другие трагические события (у нас же было много всего — и репрессии, и голод, и одна волна на другую нахлёстывала — до Великой Отечественной была гражданская, а до этого Первая мировая) порождают большое количество людей с посттравматическим стрессовым расстройством.
Причём, это сейчас мы знаем, что это так называется, имеет определённые признаки. Например, в связи с украинскими событиями, как только начались болезненные, связанные с гибелью людей, события, практически сразу же начали появляться психологи, начались разговоры о том, что нужно работать с посттравматическим стрессовым синдромом. Раньше же этого никто не знал, никто не работал, и понятия никто не имел.
Это не значит, что синдрома не было и он никак не проявлялся. Даже в художественных книжках часто звучит некая опаска перед фронтовиками, которые иногда ведут себя странно. У кого-то могли быть вспышки ярости, у кого-то это выливалось в зависимости, в разрушение прежних отношений и неспособность создать новые прочные, кто-то, пережив войну, потом вдруг в мирное время очень рано уходил из жизни. Есть сердечные заболевания, вызванные пережитым стрессом, который никуда не делся и остался запертым в психике в виде этого посттравматического стрессового синдрома.
IMG_1697Если говорить про Великую Отечественную — травма, конечно, смягчалась победой. Последствия травмы смягчаются, когда человек чувствует себя защитником и победителем, реализовавшим ту миссию, ради которой он через это всё прошёл. Это обстоятельство серьёзно отличало ветеранов Великой Отечественной, например, от людей с афганским синдромом, у которых победы не было, чувства своей правоты не было; и посттравматические состояния они часто переносили тяжелее.
Но кроме военных, было ещё огромное количество людей, которые были задеты войной очень сильно — мирное население, дети. Они не могли сражаться с врагом, но страдали зачастую очень сильно, переживали тяжёлые потери, имели страшный опыт. И на их посттравматический синдром вообще никто не обращал внимания.
— Как война отражалась на детях войны? Какие последствия войны они понесли дальше и передали своим потомкам?
— Из времён войны происходит очень многое. Родители со стрессовым синдромом вынуждены были защитно отключать какие-то свои чувства, и они, естественно, не могли дать детям полноценный психологический контакт. Дети вырастали «недополучившими» от родителей, и, соответственно, всю жизнь ожидающими, кто же им «додаст». Этими «кем-то» часто вынуждены были становиться их собственные дети. Поэтому сейчас моё поколение, плюс-минус несколько лет — это люди, которые к своим родителям относятся отчасти как к детям, отвечают за них.
— Насколько помню, со старшими родственниками мне, например, иногда было тяжело общаться. Можно было наткнуться, например, на вопрос: «А зачем ты дальше учишься? Профессия у тебя есть, на кусок хлеба заработать можно…»
— Ну да, потому что нужно было жить сегодня, хоть как-то, не надеясь ни на что хорошее. Я думаю, довольно многие в военном поколении были такими. Хотя был интересный эффект, когда люди, которые сами пережили трагические события, иногда бывали более сохранившимися, чем их дети.
Если человек переживает нечто страшное уже во взрослом возрасте, у него больше ресурсов, и он как-то справляется. Но если он сам при этом приходит в состояние посттравматического стрессового расстройства, то сильно достаётся его детям.
То есть пока взрослые справлялись с трудностями, стиснув зубы, они-то, стиснув зубы, преодолели, а детям не досталось ничего, кроме стиснутых зубов. У ребенка возникает серьёзная проблема с чувством своей значимости, своей принятости, с собственным ощущением права быть.
Поэтому среди детей военного времени было так много ранних заболеваний. Очень часто, насколько я могу судить по статистике, поколение детей войны уходит из жизни в более раннем возрасте, чем их родители. Хотя, казалось бы, те пережили войну, все эти травмы, потери, голод.
2016 год
Продолжение: http://www.pravmir.ru/lyudmila-petranovskaya-ofitsioznoe-otnoshenie-k-voyne-prestuplenie-pered-psihologicheskim-blagopoluchiem-natsii/
#Петрановская #вов #травмавойны
